Идиотология

Учение об идиотских основах души. По роману Фёдора Достоевского «Идиот». В рамках проекта «Золотой осел»
Автор инсценировки и режиссер: Клим КозинскийСмотреть трейлер
Поделиться:

Продолжительность: 2 часа 20 минут с антрактом

Ближайшие показы

17 декабря,  Вторник
19:00
18 декабря,  Среда
19:00

Премьера состоялась 10 декабря 2016 года.

В основе дебютного спектакля Клима Козинского композиция из двух текстов: романа Фёдора Достоевского «Идиот» и философского труда предшественника классической немецкой философии Готфрида Лейбница «Монадология» (1714).

В своем трактате Лейбниц формирует модель идеального мира, в центре которого располагается душа или ее более простая форма – монада. Постигая этот мир при помощи разума, душа развивается и постепенно восходит к своему Творцу. Но ни одна философская догма не способна ухватить мир при помощи своих идей: пытаясь овладеть жизнью, она разрушает ее. Душа не может воплотить свою мечту о жизни, но и не может отказаться от идеального знания о ней.  Столкновение идей и реальности порождает войну, которая охватывает весь мир.

Князь Мышкин очарован идеей объединить два мира: мир божественного закона и мир земной. Сложно сказать, является ли князь носителем дара гениальности или это болезнь, слепость души, «идиотизм». Князь Мышкин совершает попытку изменить природу вещей, пробудить воспоминание души о своих божественных принципах, но не из храма (ведь он не священник, он светский человек), а изнутри самой жизни, тем самым нарушая естественный ход вещей. Мир вокруг него начинает рассыпаться.

Читать дальше

Клим Козинский:

«Достоевский не писал свои тексты для театра, он писал романы для чтения. Имея в виду практику мирового театра в обращении с текстом, можно не обратить внимания на такой пустяк. Но для меня это стало точкой отсчета. Любая крупная драматургия изначально хранит в себе диалог, направленный к игре. Драма хочет быть разыгранной. Но не любой текст к этому стремится. Существо литературы и существо театра изначально расположены в жесточайшем конфликте. Известны два способа выхода из него: либо игра расщепляет литературу и за счет художественного напряжения создает новый, «театральный» текст, либо литература подчиняет себе театр, превращая его в систему ссылок на первоисточник. Я подумал: а если вместо того, чтобы пытаться при помощи одной системы подчинить другую, попробовать их поставить друг перед другом и рассмотреть друг друга. Я сразу покинул театр, в котором кто-то кому-то должен почему-то верить, и одновременно ушел из-под литературоцентрической системы, которая чрезвычайно строптива и нуждается в сухом деликатном обслуживании. Это попытка не срастить театр и литературу, но разделить их, и при помощи этого умножить».